Ранний звонок в дверь сулил или милицию по сигналу мнительной

соседки, или бесцеремонного  пациента. А может,  померещилось со сна, кому я нынче нужен-то? Не целительствую, не чародействую, приворотов не составляю. И последняя публикация обо мне утилизирована вместе с газетами годичной

давности.

Звонок. Раздраженно шипя, я вполз в джинсы, нашарил  на полу тапки. Визитка с документами в прихожей. Шаркая ногами, двинулся по коридору мимо допотопного трюмо. Оно ехидно отразило  заспанное лицо, взъерошенные  светлые волосы и скромные бицепсы. Слегка помят, местами импозантен.

По утреннему времени сойдет. Я потянулся к дверной задвижке.

На запыленной лестничной площадке в рассеянном свете хилой лампочки, стояла женщина. В джинсах и белом коротком плаще, покрытом  блестками дождя. Капюшон натянут до бровей, в  руках листочек с адресом.

-Простите, вы Вадим Глинский? - хрипловатый грудной голос, глаза, как

на иконе, а лицо...мать честная! Я заготовленное "вы ошиблись адресом" между языком и нёбом удавил.

На воспаленном лице незнакомки пунцовел диагноз: красная волчанка -

редкая по сволочизму болячка. Я не успел защититься и  подушечки пальцев закололо, ладони  вспотели, в ушах загудело.

- Да, - я отступил от порога. 

Незнакомка откинула капюшон:

- Вам нехорошо? Простите, я знаю, что смотреть неприятно.

- Я ничем не смогу помочь.

- Меня зовоут Алиса, - она, будто не слыша,  протянула руку.

- Вадим, - я легко пожал горячую кисть с шелушащейся кожей и

припухшими суставами, украдкой глянул на тусклые,  редкие пряди  лысеющей  головы, покрытой алыми пятнами. 

- Проходите в комнату и раздевайтесь, там кушетка, - хрипло сказал я и двинулся в ванную.

- Догола? - спокойно осведомилась гостья.

- Нет. Снимите плащ, туфли и ложитесь.

Через десять минут я работал, наплевав на все  запреты Гильдии, мною же добровольно подписанные.  Преступник? Это как посмотреть. Алисе двадцать восемь лет. Красная волчанка не оставила ей шансов дожить до двадцати девяти.

Я осторожно и медленно, от головы к ногам, вел руками вдоль ее тела. Ладони горели, гул в ушах нарастал.

Поражение кожи и облысение - чепуха.  А вот почки и суставы потрепаны крепко, нервная система расшатана, сердце - уже ни к черту. Биологическая броня тоньше капронового чулка, а должна быть в ее возрасте толщиной с песцовую  шубу.

Тонкие пальцы Алисы вцепились в велюровую обивку, но глаза  смотрели без страха, с тревожным любопытством. Хорошие у нее глаза: ясные, фиалкового цвета. А в глубине - вера и терпение.

Такие глаза высвечивают характер, способный если не побороть смерть, то залепить ей хлесткую пощечину.

Жаль. Весь мой целительский опыт играл отбой. При красной волчанке нет очага болезни. Вся иммунная система дезорганизована и слепа, как крот. Она натыкается на белки собственного организма и яростно атакует их, принимая за чужаков. Медленное самоубийство на клеточном уровне. И если не найти причину, то и не вылечить.

-"Будь ты проклята, Алиса!' - истерический женский голос ударил в уши, когда я коснулся ступней пациентки. Маленькие,  мягкие ступни, обтянутые белыми носочками.

- Таак...Теплеет.

- Что? - шевельнула Алиса сухими губами.

- Ничего. Постарайтесь услышать голос.

Я прижал ладонь и вошел в режим камертона: - Узнаете?

- Нет.

- Подружка, соседка, сослуживица?

- Я не знаю ее.

- Вспомните!

- Нет.

-Алиса, а пойдемте-ка пить чай, - бодро предложил я.

-Спасибо.  А это удобно?

-Удобно, если вы мне немножко поможете. Сориентируетесь на холостяцкой кухне? Там все примитивно  устроено. А мне надо посидеть, подумать, полистать вот ту старую книженцию, - я шагнул к высокой, под потолок, этажерке.. Мать честная! Распахнутая,

измятая постель не первой свежести, распластанные на кресле носки и майка, пустые бутылки из-под пива - и даже в голову не пришло извиниться перед женщиной за бардак в комнате.

-Алиса, у вас есть с собой фотография до болезни? - крикнул я в сторону кухни, где журчала вода и вовсю хлопали дверцы шкафчиков.

Листая фолиант, я смахнул под журнальный столик носки, задником тапка закатил туда же бутылки. И сами тапки задвинул от греха. Босиком вроде бы приличнее.

Мы пили зеленый жасминовый чай из больших красных чашек. Алиса взволнованно рассказывала, как три года назад шла по улице и внезапно почувствовала себя дурно. А я рассеянно слушал и смотрел на ее фотографию: чистое и ясное лицо с мягким подбородком и выразительными бровями под лёгкими тонкими волосами. Крупный

аметистовый кулон в виде капли на тонкой цепочке, оттеняющий цвет

глаз и матовую нежность шеи. Красивая женщина.

Смеющиеся, фиалковые глаза остались прежними, а вот лицо опухло, черты его обглоданы волчанкой. К счастью фото сохранило четкость здоровой ауры, которая легко сканировалась.

- Лечились кортикострероидами? - уточнил я, чтобы не угас разговор.

- Все три года, -  кивнула Алиса, осторожно прихлебывая чай. Вишневое варенье и вазочку с ванильными сухариками она деликатно отодвинула.

Я четко представлял картину несчастья, произошедшего три года

назад. Шла себе по улице женщина: не злая, не подлая - самая обыкновенная

непроявленная ведьма. Кипела от обиды на подругу или соседку  Алису, взяла - и пульнула проклятием.  

Энергетический шарик полетел, как снежок, метя в спину провинившейся. А где та спина?  Шарик скис и плюхнулся под ноги незнакомки, спешившей по своим делам.  И прожег ее ауру как кислотой, ибо -  тезка. 

Целые тома исписаны по  поводу магии имени. 

Самое неприятное при исцелении  - обязательный возврат 'подарочка' ведьме, которая заварила кашу Со всеми наросшими за годы процентами. И я мог это сделать, более того, решительно собирался  В конце концов, это справедливо. Неведение еще никого и никогда от ответственности не освобождало.

Рассказал я схему исцеления  Алисе за чаем, энергично хрустя сухариком от волнения. А

она сказала 'спасибо'. А потом подумала и добавила тихое 'нет'. Как будто не сгорала от смертельного недуга, а так... Подцепила насморк, проходящий самотеком. Нафантазировала, поди, на том конце добрую многодетную мамашу с

натруженными стиркой руками. Хотя визгливый голос, запустивший проклятием, скорее, подходил алкоголичке на первой стадии чахотки. По крайней мере, мне так виделось.

Убеждал я ее долго и без толку, а спохватился, когда голова Алисы поникла. Дурак! Нашел, понимаешь, время для нравственной атаки.

Подхватил сомлевшую женщину на руки, она легонькая совсем. Дышит хрипло, кожа горячая, а сердце напрягается и дрожит, это я даже через свитер чувствую. Сам-то я так и не одел рубашку.  Дьявольщина! .Совершенно посторонняя женщина, лицо которой

изуродовано болезнью, а тело напоминает скелет в изношенном кожаном

чехле. А я ради нее готов гасить человека, который лично мне ничего плохого не сделал. . Циничный я и жестокий гад.

Правильно, что гильдия отобрала лицензию. С моей этикой только в конвойных войсках санитаром служить.

Пока Алиса спала, угревшись на кушетке под верблюжьим пледом, я принял решение. И даже успел потрудиться для его воплощения . Едва  сдержался, чтобы к зеркалу не сбегать: удостовериться насчет подвижнического огня в глазах. Как у известных миру проказников в белых халата, которые бесшабашную глупость камуфлировали под

научный подвиг, когда ставили эксперименты на себе.

Прозрачная жидкость в стакане. Пара шприц-тюбиков, бутылочка нашатырного спирта, ватка - таков джентльменский набор идиёта .

Если б можно было не будить Алису, я бы все сделал сам , но небольшая ее помощь могла понадобиться. Я тихо сидел и с нежностью поглядывал на усталое лицо, которое и во сне подергивалось от боли. Она почувствовала мой взгляд и проснулась, как

просыпаются дети: широко распахнула глаза-фиалки и улыбнулась.

Я скоренько взял инициативу в свои руки.

-Алиса, сейчас я выпью вот эту воду. Через минуту-две я начну орать или ругаться, не пугайся, это нормально. Если закрою глаза  и замолчу -худо. Тогда два кубика  промедола в правое плечо, столько же в левое, и нашатырный спирт под нос. Или бей по щекам,

в общем, что хочешь делай, но я должен быть в сознании. Это очень  быстро кончится, ни один посторонний человек не пострадает. Ты выздоровеешь, поняла? Главное, не бойся. Со шприцем управишься?

-Вадим, не надо:

-Отлично. Я не сомневался, что управишься.

-Я отказываюсь.

-Отставить разговорчики в строю, - мое эго весело закусило героические удила. Жидкость холодила ладонь через граненое стекло. Чувствуя себя потомком Мечникова и Петтенкофера, я резко выдохнул и для храбрости закрыл глаза. Вот лучше бы я этого не делал, потому что Алиса исхитрилась подлететь и выхватить стакан из моих рук. Нескольких секунд моей растерянности хватило женщине, чтобы залпом опустошить граненую посудину:

- Действительно, простая вода, - удивилась она .

Я молчал. По поверхности замороженного  сознания веером  разбегались трещины паники.

- все кончено:

-я люблю ее..

-поздно, поздно, поздно:.

Я тупо смотрел на ветреную октябрьскую хмарь за окном. Кокетливым  белым флагом трепетал у открытой форточки край тюлевой занавески.

- Вадим, там была простая вода, верно? - тормошила меня Алиса, заглядывая в глаза.

- Нет, -помотал головой я. - Не простая, а дистиллированная. Аш-два-о без примесей.

- Тогда что не так?!

- Молекулярные кластеры этой воды были собраны в композиции,

копирующие энергетическую структуру твоего проклятия. Я на это

пару часов потратил, пока ты спала. Оставалось только его погасить.

- Вадим, я сама. Понимаешь? Сама. Такого несчастья никому не

пожелаю. Пусть остается со мной.

- Ты не поняла. Я не пытался себя заразить.

- Тогда что?

- Энергетический удар вызывает болевой шок, лихорадку, но я бы с этим справился. Потому что умею. . Потому что здоров. Потому что эту гадость нельзя просто так выплеснуть за окно, чтобы снова в кого-то срикошетила.

-Господи, ты плачешь, - она растерянно уставилась на мое лицо, все

еще ничего не понимая. Секунды пробегали, как мурашки по озябшей коже.

Лучше ей не знать.

Алиса запнулась на полуслове, всхлипнула и мягко повалилась на

ковер. Задергались руки и ноги, потом женщина затихла. Не нашлось во мне сил подойти к неподвижному телу и убедиться в отсутствии пульса. Не смог - хоть что со мной делай.

Все было кончено.

Я глотал на кухне горький, остывший чай и придумывал для себя всевозможные кары. Впрочем,  придумывал зря. Гильдия позаботится.

-А зачем ждать приговора Гильдии? Разве ты сам себя не приговорил? -

шевельнулась внутри совесть и легко взялась за дело..

Я распахнул окно, и выглянул в шелестящий дождь, прикидывая расстояние до пузырящегося лужами тротуара, и тут услышал за спиной тихую возню и совершенно глупый женский смех. Смех, которого быть не могло в принципе, доносился из комнаты. И чтобы придать мне уверенности, что все всерьез, за стеной завалилось что-то тяжелое и

разбилось вдребезги что-то хрупкое.

Когда я влетел в комнату, Алиса стояла рядом с разгромленным  сервантом и увлеченно раскачивала книжную этажерку. Мощное антикварное сооружение из красного дерева жалобно ныло, оседая на подгибающихся ногах . Глаза расшалившейся погромщицы  горели веселым

любопытством. Алиса была вдрызг пьяна. Позвольте, почему пьяна? Единственный алкоголь, который она могла найти, - это пивные пары на дне бутылок. Нет, тут что-то принципиально иное. Я прикоснулся к буянящей хрупкой фигурке внутренним зрением: вот оно! Вместо ветхой серой паутины угасающего биополя, Алиса была окутана плотной, изумрудно-зеленой с золотистыми прожилками аурой здорового человека. Для осознания причины этого феномена мне не хватало мозгового пинка . И я его получил вместе с падающей этажеркой.. Шарахнулся было назад к порогу, но неудачно. Шуршащая

лавина знаний обрушилась на меня и сбила с ног. Тяжелая этажерка, крякнув, припечатала книжную кучу-малу и пришлась мне аккурат по темечку. Последнее, что я услышал -удивленное Алисино: - Вадим, ты что там делаешь?.

Первое, что я услышал, придя в себя, был безудержный женский плач. Я лежал на полу, освобожденный из книжного плена с мокрым полотенцем на лбу. А рядом, уткнув голову в колени, рыдала Алиса.

Усевшись рядом с ней, я подумал, что это, пожалуй, самый крутой отходняк из всех, что мне приходилось наблюдать.

-Чем ты меня напоил? - простонала она и снова уткнула голову в колени. -Честно? Это была безвкусная водка, - радостно соврал я. А что еще оставалось? Как объяснить ей, что энергетическая мина, которую она заглотила, способна была разнести организм неподготовленного человека вдребезги. Но сбитая с курса красной волчанкой иммунная

система Алисы приняла 'чужака', как своего. И расщепила его простым метаболизмом, явив реакцию сродни алкогольному опьянению.

Услышав уверенность в моем голосе, Алиса посмотрела затуманенными очами-фиалками и пробормотала:

-Да я вообще, - всхлипывания, - Даже никогда и не собиралась, -еще

одно всхлипывание,  - Признаваться тебе в любви.

Я поперхнулся. Кажется, она еще не вернулась в адекватность. А, плевать, это даже хорошо.  Мое сердце уже вовсю колотилось у горла.

Я обнял за плечи зареванное, дрожащее существо с красным, распухшим  носом, и набрякшими от слез веками:

-Тсс...не надо ни в чем признаваться, я сделаю это сам. За нас обоих.

На полу светлел прямоугольник окна, как чистая бумажная страница. Через сетчатую тюль на нее сеялись буквами ранние октябрьские сумерки. А потом на эту страницу хлынет ночь. И меж потемневших, неразличимых строк блеснут звезды надежды.