...И гибнет принц... 1981г. Орг.М. 118×166 см.

Как я не пил с Высоцким.

Все уважающие себя русские мужики, определённого возраста, выпивали с Володей, а вот мне не пришлось. Отсюда и все комплексы.
В семидесятые годы прошлого века одна красавица попросила пристроить её трудовую книжку. В то замечательное время над всеми висел топор прин-ципа: кто не работает – тот сидит, по статье за тунеядство. Как раз, кстати, один коллега переходил во МХАТ и предложил мне своё место при клубе Ростокинской Камвольно-Отделочной фабрики.
К мастерской прилагались краски, рулон бумаги и бочка кукурузного клея, а также красотка – админ, высокодуховная библиотекарша с сильными диоп-триями и расклейщица. Передовая под расписку грубый материализм, знако-мец дал нежному идеализму характеристику для служебного пользования:
– Вероника – наш человек и эмансипэ на передок. А с Надьки как снимешь очки, так и увидишь какие страстные черти в её тихом омуте. Ну а Любка хоть и проста, как швабра, зато всегда на всё готовая.
Что есть камвольная отделка по ростокински, по сей день не понимаю. А воспетые поэтами фабричные девчонки в клуб почти не захаживали, так что их достоинства для меня до сих пор загадка.
Присутственные дни в клубе были в получку и в аванец, и руководству этого хватало для удовлетворения художественных потребностей. Но в тот знаменательный день Провидение в лице моего приятеля гаркнуло с похмела:
– А давай-ка дунем к тебе на работу и там займём манишЕк.
В эпоху отстоя, не требующего долива, манишкАми называли бабки, кото-рые, по известным причинам, являются дефицитом во все времена. Перебрав шансы и прикинув расстояния, мы выбрали фабричный клуб и помчались.
Прибыв на место, я на входе аккредитовался у прехорошенькой админист-раторши. Соблюдая приличия, мы с приятелем не развернулись на месте, а пошли в мастерскую, эмитируя трудовой порыв. Прошли мы, конечно, через буфет, зацепив походу свежего Жигулёвского, потому что вчерашнее сгодит-ся для сегодняшних посетителей.
О моём явлении сразу донесли директору и минут через пять, он нарисо-вался без стука. Пользуясь незапланированной встрече, толстяк выдал:
– Ну у тебя и нюх! У нас сегодня Высоцкий выступает. Так что не убегай, а нарисуй – то красиво, а это напиши – красным.

С катушечных магнитофонов я с детстве впитал «запрещённые» песни Бу-лата. А когда в юности услышал Галича, то навсегда избрал Александра Ар-кадьевича своим кумиром. Высоцкий же в моём тогдашнем понимании, нахо-дился где-то среди Юлия и Юрия (Ким, Визбор). Да и знал я лишь его блат-ные, военные и вертикальные песни, не считая чужих из «Антимиров». Но из любопытства к актёру, мы с приятелем решили остаться на концерт и не по-жалели.
Зал в клубе постоянно снимали под выступление бардов секретные «поч-товые ящики» работающие на военную промышленность. Такие мероприятия имели огромный успех среди серых будней и кокетливо назывались: «Лите-ратурные вечера». Иногда такое действо обрамлял лектор, который пояснял для лохов:
– Авторы-исполнители не профессиональные поэты, композиторы, певцы и музыканты, а нечто пока не классифицированное. Советской науке совме-стно с культурой, ещё предстоит объяснить явление «Самодеятельной песни» должным образом.
В переводе на современный язык эта непонятка означает: «Господа уст-роители за качество Акынов не отвечают и предъявы от Творческих Союзов не принимают».
Отпахав от звонка до звонка, продвинутая техническая интеллигенция лю-била послушать менестрелей. После лицемерия и стукачества в своих закры-тых КБ и НИИ, инженеры были рады глотку правды, даже от коллеги Кляч-кина или Мирзояна (не Манук-бея, а Алика, см. 1-ый канал утром). Тем более, что большинство «Физиков» имела на работе высокий допуск секретности к дармовой спиртяге.
На Владимира Семеновича был аншлаг. Около семи часов я с трудом втис-нул друга на галёрке, но себе место уже не нашёл. Тогда я решил по-хозяйски воспользоваться служебными привилегиями, так как по ранжиру моя долж-ность шла сразу за начальством. Взяв в мастерской стул, я нагло поставил его перед первым рядом. Усевшись, я съёжился и быстро втянул голову в плечи и сидевшие позади зрители не успели её отрубить.
Ровно в 19.12 вышел Володя и обратился к залу:
– Здравствуйте. У нас есть академический час. Прошу не прерывать меня аплодисментами, иначе я не успею показать всё, намеченное на сегодня.
Настраивая гитару, он сказал несколько слов о первом цикле песен и на-чал. И понеслось.
Люди ничего не могли поделать со своими эмоциями, и после каждой пес-ни зал взрывался аплодисментами. Но шквал сразу затухал, и Владимир крат-ко комментировал следующую песню и снова пел. Вернее не пел, а, натужно хрипя, вдалбливал в нас своё слово.
Его бешеная энергетика проникала в подсознание и эмоции рвали голову, водоворотом мыслей. Даже металлические струны не выдерживали этот на-пор и Высоцкий, то и дело их подстраивал. Сидя от него в метре, я видел струи льющегося пота и пульсацию вздувшейся на шее вены, которая, должна была вот-вот выпрыгнуть.
Сорок пять минут пролетели мигом. Предупредив, Высоцкий исполнил по-следнюю песню и поблагодарил слушателей. Поклонившись, он собрал три букета, попрощался и быстро удалился. Цветы были от нашего клуба, проф-союза НИИ и три белые розы от какой-то экзальтированной поклонницы. Зал долго рукоплескал, стоя, но, несмотря на овации, артист на поклоны не вы-шел. Не в силах хлопать в ладоши я сидел потрясенный, раздавленный и по-любивший его Нерв навсегда.

Вернувшись в реальность я был выжит, как лимон. После стресса в голове стучала одна главная мысль от Гаврилыча: «Что делать»? Слава КПСС, что все русские люди впитали ответ с молоком матери. Мы с приятелем подпоя-сались, и направились за водчёнкой. На выходе из клуба нас перехватил ди-ректор:
– В магазин? – киваю, а он суёт мне деньги со словами:
– Возьмёшь и мне заодно пару беленьких.
Воротившись натяжеле, я оставил нашу бутылку с приятелем в мастер-ской, а сам взял в каждую руку по чужой и отправился в кабинет.
Поскрёбшись носом о дверь, я с трудом отворил её коленом. Директор ца-рил во главе Т-образного стола. Далее сидел Высоцкий, а на следующем стуле стояла гитара, успевшая после концерта одеться в чехол.
Толстяк бросил: «Это наш художник», – и начал движение из-за стола. Опережая его, я пронёсся по ковру и, не сводя глаз с Высоцкого, торжествен-но грохнул перед ним литром об стол. Он поднялся и, протянув руку, сказал:
– Спасибо.
– Не за что, – ответил я и, пожимая руку, пошутил:
– Что-то мне ваше лицо знакомо. Вы часом не служили под знамёнами гер-цога Кумберленского?
Володя засмеялся, а директор начал нести какую-то ахинею по поводу ра-боты и теснить меня пузом к выходу. Подлец явно нарушал все русские тра-диции, завещанные предками! Где это видано: не налить стакан – гонцу? Но, жирный босс, уже выпихивал меня животом из кабинета и на прощанье по-жал мне руку дверью.
Вот такая печальная история. Конечно, первый месяц я не мыл руку, до-тронувшуюся до гения, но потом попал под дождь и жизнь взяла своё.

"Если отталкиваться от поговорки
Не выноси сор из избы, то я
придерживаюсь точки зрения, согласно которой
сор этот выносить нужно как можно раньше и как
можно в больших количествах, потому что сора
накопится слишком много...Я думаю,что Высоцкий
относился к той категории людей, истинных патриотов,
людей такого толка, которые считают, что нужно избу
от сора очищать, не обращая внимания на то, что скажут соседи".
Булат Окуджава.

И автор этих строк свою "свечу уж затушил и отправился в путь по его по горячим следам". Ушёл Роберт Рождественский, успев первым составить первую посмертную книгу "Нерв". Ушли многие его друзья..
Цветы, цветы на кладбище.
А Память? Память - страждущим...

Владимир будучи студентом инженерно-строительного института просидел всю ночь над курсовым чертежом и завершил его под утро. Сварил очередную порцию крепкого кофе, угостил однокурсников, пыхтевших рядом над своими листами ватмана. Налил и себе чашку горячего, дымящегося кофе. С наслаждением выпил его и потянулся к кофейнику, чтобы подлить себе ещё. Жидкости не осталось, только гуща. Налил всю гущу со дна кофейника себе в чашку. Мелькнула озорная мысль... и, вдруг, на глазах у онемевших однокурсников, полил коричневой жижей аккуратно исчерченный ватман.
- Ты что, обалдел?!!
- Всё! Баста!
- А что теперь? Ну, ты артист!
- И верно. Пойду в артисты - каждый должен делать своё дело.
Ещё будут долгих четыре года исканий
до песен написаний.
И коротких двадцать лет,
чтобы слышал их весь свет.
(Факты из биографии, обросшие легендой)

Как-то в одном из интервью у Высоцкого спросили: - Как бы, с учётом нажитого опыта, вы распорядились собой?
Высоцкий: - Пожалуй в этой новой жизни я бы в основном писал. Время от времени просился бы поиграть на сцене. Понемногу пел бы для друзей. Ну и, наверное, снимался, если были бы интересные роли.
"В основном писал" - Это он поставил на первое место. Высоцкий очень хотел увидеть напечатанными свои стихи. При жизни его стихи напечатали только раз - на страницах "Дня поэзии". "Собираюсь ли я выпускать книгу стихов? - говорил он. - Я-то собираюсь. А вот сколько будут собираться те, от кого это зависит, не знаю". Пел он в основном одно и то же. Главным его слушателем, читателем, рецензентом был зрительный зал, который как бы освобождал автора от переговоров с издателями, от обивания порогов редакций - он сам тиражировал и распространял свои стихи и песни. "Знаете,, чем выслушивать пожелания, как переделать строчки и так далее, - лучше сидеть и писать... вместо того, чтобы становиться неудачником которому не удаётся напечататься. Зачем, когда можно писать и петь вам? Это ж то же самое."Так говорил он. И никогда не ждал, когда критики выяснят, какая песня пришлась по душе, а какая нет.

Высоцкий никогда не говорил "исполню", очень редко - "спою", а в основном всегда - "я покажу вам песню". Жанр авторской песни, идущий ещё от Александра Вертинского был подхвачен Окуджавой, Галичем. У каждого своя манера исполнения. Высоцкий был поэтом с гитарой на эстраде, поющим поэтом.
"Я когда-то давно услышал как Булат Окуджава поёт свои стихи. Меня тогда это поразило (я его очень люблю, он мой духовный отец, я из-за него и писать-то начал...) Я подумал - насколько сильнее воздействие его стихов на слушателя, когда он это делает с гитарой, просто как-будто он мне открыл глаза. То есть когда он кладёт стихи на какой-нибудь ритм, музыкальную основу и исполняет. И подумал - может быть попробовать делать тоже самое? Вот в этом смысле был элемент подражания. В других смыслах нет. Я пою о том, что меня интересует, и никогда, никому не подражал ни в выборе проблем и идей, ни конечно, в подражании голосу".
Стихи, музыка, артистизм, голос - это всё нельзя разделить на составные части. Существуя в нём каждый в отдельности и органически соединяясь в одно целое создавали свою особую симфонию. "Когда на наших глазах играл и пел Высоцкий, мы видели как телесную оболочку стремится разорвать человеческий голос. Вблизи это зрелище было почти страшным. А издали, из последних рядов зрительного зала оно казалось вообще не реальным - какой-то невесомый комочек тела, быстрая, звериная лёгкость поступи и, вместе с тем устрашающе мощная сила звука" - так писала о нём Н.А.Крымова - одна из первых исследователей творчества Высоцкого.
К великому сожалению, мне не пришлось увидеть ни одного спектакля с его участием. Но мне посчастливилось побывать на его концерте. Он не любил называть эти встречи концертами. Тем более, что он ездил с ними по стране без каких либо контрактов ни с Министерством культуры, ни с госконцертом - только на личном энтузиазме и содействии близких друзей.
Это было в Узбекистане, в молодом, строящемся городе Навои. И это был его второй приезд в этот город. Первый - в 1973 году и второй в 1979 году. Я была на втором концерте. Муж мой отказался пойти на концерт (из-за моральных "сдвигов") отчего мне было грустно. Я сидела в 7 ряду зала. Мне в какой-то миг показалось, что Высоцкий уловил, ощутил моё состояние одиночества какими-то внутренними флюидами, его взгляд серых глаз на какой-то миг остановился на мне, продолжая петь, он как бы подбадривал меня, - что вовсе не так уж всё плохо на этой земле... Помню женщина с ребёнком стала уходить из зала (надо полагать по необходимости). И Высоцкий, уже обращаясь к ней сказал: - Женщина, не уходите, у меня есть песни и для Вашего малыша и запел что-то из детского репертуара.
Было много цветов и запомнилось следующее: одна девушка понесла цветы, не поднимаясь на сцену, подошла к певцу и, не дожидаясь когда Высоцкий возьмёт букет, просто положила его почти у его ног. Владимир Семёнович заметил: - Ну, вот, совсем как к памятнику.
Тогда ещё мелькнула мысль - не хорошо это. Это было ровно за год до его кончины. О его смерти я узнала когда мы с мужем были в отпуске у его матери под Ленинградом - в Кингисеппском районе. Пошла утром за молоком; помню когда я шла по улице, меня окликнула соседка. Они были дачниками в этой деревне - только летом проживали, а зимой в Ленинграде. Вот её муж ночью поймал голос Америки, который и сообщил эту новость. "Допелся алкаш" и что-то еще в этом роде добавила. Я вернулась без молока...
Был год Олимпиады и кончина "какого-то менестреля" не должна была перекрывать значимость большого события...

Зарыты в нашу память на века
И даты, и события, и лица,
а память, как колодец глубока,-
попробуй заглянуть -наверняка
лицо - и то - неясно отразится.
Разглядеть, что истинно, что ложно,
может только беспристрасный суд.
Осторожно, с прошлым осторожно,
не разбейте глиняный сосуд.
(Из сборника "Кони привередливые")

*менестрель (menestrel) - Во Франции и Англии в средние века - странствующий певец, музыкант или поэт.