У нашей Зойки расщепление личности. Не раздвоение, как у большинства жителей родного санатория «Земляничная поляна», а расщепление. Поэтому она всегда ходит вся такая загадочная, а все парни, которым разрешают выходить из палат, клеятся именно к ней. Точнее, к ним. К Зойкам.

Не удивительно! Ведь вот Мы - вообще одни, хоть и Королева Швегии и Нор­веции, а Аннушек - тех две, и они, в общем, похожи, только одна пулеметчица, а вторая самолётчица. И нам за всё про всё вполне двух-трех парней хватает. Это если мою свиту не считать. Но я предпочитаю разные свиты. Хороши из осенних листьев, ещё из парашютиков одуванчика, из комаров тоже ничего, но слишком уж ненасытная! Из голубей лучше, они тоже пожрать-то любят, но все же ещё туда-сюда. А из парней, это у меня очень редко. Такое в последний раз было давно и не помню где. Возможно, как раз либо в Швегии, либо в пульмонологическом отде­лении, когда наше королевское величество изволило кашлять. Впрочем, за свиту не поручусь. Вот гвардеец - помню! - там точно был. Точнее, гвардейка: красномордая такая, плечистая и ручищи, как у королевского повара.

Да. Нашим Зойкам очень сложно. Это надо понимать. Аннушкам хорошо, они друг о друге в курсе, хотя сами и не встречались: как-то так режим у них не совпа­дает, спят по очереди. А вот Зойки знакомы не все. Некоторые да, есть даже, ко­торые приятельствуют. А другие друг о дружке ни бум-бум, и не слыхивали сроду. А некоторые вообще: одна о другой знает, а та и не подозревает. И хорошо, если первая, как честный человек, захочет, чтобы их как-то представили друг другу! Это, можно сказать, удача и радость! Потому что встречаются и такие, которые наблюдают исподтишка, и за спиной обсуждают. То есть, конечно, про спину - это фигурально выражаясь. Но главное, никто ни с кем не считается!

Вот придёт, например, Зоя-умница (мы их всех так различаем - по прозви­щам, а то непонятно) на свидание к Изе, ну, к тому, который ледяной и которого за это еще «Изольда» зовут. Они дружат, потому что оба начитанные. Умница даже варежки надевает, чтобы её любезный не растаял, когда они станут за руки держаться.

Особенно летом он за себя опасается, из тени не выходит. Ещё бы солнца ему не хватало! Бедняги и так поцеловаться не могут, потому что если у Изи вместо языка вода будет, то тогда им даже и не поговорить... Вот она, несчастная любовь-то... Ну и вот, сядут они на лавочку, только за руки возьмутся, - и тут как выскочит наружу Зойка-наглая, как варежки скинет, как облапит бедного паренька, да как завопит:

- Девки! Зойки! Все сюда! Я мороженое поймала!

Только и спасения Изольде тогда драпать изо всех сил. А то конец ему на поль­зу здешним клумбам. В нашем корпусе все за него переживают. Как Наглая заорет, так и сбегаются. Сочувствуют, конечно. Хотят, чтоб живым остался - но всё равно интересуются. И пари заключают, иногда даже просят руки сцепленные разбить. Такая уж у человека природа. В конце концов, и за неполитые цветы беспокоиться кому-то нужно.

Зоя-красавица - это бедствие наших девушек. Настоящая заноза. У любой отобьёт жениха! Что походочка, что глазки, что улыбка. А голос! Господи, какой у неё голос, прямо мёд! Даже порфиророжденной, и то сложно не позавидовать. Я-то удерживаюсь, мне невместно, - но уверена, что Жозефина Бонапарт и княги­ня Леонида втихаря с ума сходят. То есть нет - это бессмысленно! Что они слюни пускают - опять что-то я не туда... Что им тоже хочется так вот каждого мужчину обволакивать. Да куда там.

За Красавицей и врачи бы на мягких лапках ходили, не говоря о медбратьях, но она нечасто появляется. А жаль. Потому что когда она на месте, то ни уколов, ни капельниц, ничего такого не бывает. Медикам не до ерунды, нам не до медиков. Покой и счастье. Я люблю, когда мои подданные счастливы. Это возвышает мо­нарха. Да и любителям всех лечить надо же иногда отдохнуть от ненормированных трудов, которые только повышают протестные настроения среди народа.

Зоя-зануда и Зоя-ябеда очень дружат. Они всегда и везде вместе. Весь сана­торий диву даётся, что они друг в друге нашли. Обе такие противные! Хотя, как ни странно, каждая обаяла во втором корпусе по ухажёру. На что ребята клюнули - не понять, разве что на эти глупые голубенькие глазки! Хотя... у Ябеды, пожалуй, и фигурка ничего.

А то ещё бывает, пригласят в соседнюю палату Зойку-забаву. Её часто при­глашают: она анекдотов знает - пропасть! Вы себе даже не представляете! На что наше королевское высочество за своё величие опасается, а и то не раз по полу ка­талось на неё глядючи, и к её речам прислушиваясь. Не говоря о других-прочих. А уж ухажёров за её подолом вьётся - не перечесть! Да и не удивительно. Каждому лестно! Ей же только кивни: давай, мол, Забава, рассказывай, - и пошло-поехало. Кивнуть должен, конечно, не абы кто. Всё же она не магнитофонка какая-нибудь, а звезда местная. Не худо, чтоб из медиков, а лучше я сама. И тогда - держите её семеро. Без передышки так и будет травить, хоть десять минут, хоть полчаса, хоть полдня - ей всё равно. Не повторится и не улыбнется! И не остановится, что хочешь делай.

Мы многое пробовали: в кастрюлю у ней над ухом били, водой поливали, фо­нариком в глаза светили, даже банки как-то поставили, медсестра наша отошла тогда, и ключ от шкафчика удачно забыла. Так что ничем деваху не собьёшь, и если замолчала, значит, в наличии уже другая Зойка. Забаву-то все любят, в том числе те, кто её историям нисколько не верит!

Как-то даже два этажа наших санаторных передрались. Не могли договорить­ся: или это Забава столько анекдотов помнит, или на ходу так складно выдумывает. Зубов повыбили столько, что выписанный из города стоматолог потом неделю не уезжал, всё работал. Правда, он и потом уж не уехал... Это хорошо: жаль только, что его, как и многих после той истории, не только гулять, а даже в коридор не выпускают. Но он и не рвётся, привык, надо полагать. Вестимо: с нашими погово­ришь подольше, так и не расстаться будет, больно люди хорошие.

Все хорошие. Прекрасной души! Не только Зойки, нет! И Аннушки, и парни, и княгиня с Бонапартой, и все прочие. Но обо всех мне никак не рассказать, поэтому уж про кого начала, про того и заканчивать надо.

Ведь и этих окружающих Зоек у нас очень, очень много! Мудрую ценят, с Се­рьёзной считаются, Хитрюгу даже побаиваются... Мое величество всех не упом­нит: не царское это дело, кого ни попадя запоминать. Хотя Зои - это немалая и уважаемая страта здешнего общества. Тем более, я же всепонимающая и умеющая входить в положение царственная особа: шутка ли! уже три раза в положении-то была!

Так что мыслимо ли не попытаться осознать, каково в моем государстве жи­телям? Это необходимо в моей работе! А на примере Зойки с её расщеплением личности, проходящей красной нитью от Мезо-Зои до Кайно-Зои, как ни на ка­ком другом, легко увидеть народную жизнь во всей полноте - от быта и привычек простолюдинов, до сложных взаимоотношений аристократии и олигархов, хотя я и не люблю этого слова.

Так вот и управляемся Мы, наше Величество, с милой сердцу и ходящей под дланью Швегией и Норвецией, не чураясь трудов духовных и душевных, а также умственно-интеллектуальных, хотя это и запрещено режимом. Со своей родимой страной-санаторием, населённым добрым сумасшедшим народом и любителями ле­чить его за чужой счет, с комариной свитой и многочисленными Зойками.

Ради и во имя, но не по вине которых то заключаются пари, то разгораются зубодробительные битвы, после коих обыкновенно прибавляется в нашем обиталище тех, кому не позволено выходить из палат.